![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)

Впитавшая антикварный дух своего времени, "Алиса" насыщена историей, как вся викторианская эпоха, высокомерно назвавшая себя суммой прошлого. "Винни Пух" – антитеза "Алисы". Это – арт-деко детской словесности. "Винни Пух" – сказка потерянного поколения. Преданное прошлым, оно начинает там, где еще ничего не было. Мир Винни Пуха – Эдем, а Кристофер Робин живет в нем Адамом. Он называет зверей, радуется их явлению и не нуждается в Еве, ибо теология Милна не знает греха и соблазна, а значит, не нуждается в оправдании зла – его здесь просто нет.
"Алиса" – по сравнению с "Винни Пухом" – сплошное memento mori. Здесь съедают доверчивых устриц, пришедших послушать про "королей и капусту", здесь макают соню в чайник, здесь всем обещают отрубить голову. Да и сама Алиса еще та змея, как сказала ей встречная птичка:
– Самая настоящая змея – вот ты кто! Ты мне еще скажешь, что ни разу не пробовала яиц.
– Нет, почему же, пробовала, – отвечала Алиса. – Девочки, знаете, тоже едят яйца.
– Не может быть, – сказала Горлица. – Но, если это так, тогда они тоже змеи!
Зато в "Винни Пухе" зла нет вовсе. Его заменяет недоразумение, то есть неопознанное добро, добро в маске зла, принявшего его личину, чтобы оттенить благо и пропеть ему осанну. По-моему, это – очень английская идея. Тут придумали считать злодеев эксцентриками. Вспомним, что лучшие герои Шекспира – переодетые, вроде принца Гарри, которому никакие грехи молодости не мешают оказаться Генрихом Пятым и одержать великую победу под Агинкуром. Но еще лучше этот прием представляет преданный королем Фальстаф. Демонстрируя изнанку пороков, он обращает их в добродетели.
– Самые яркие персонажи в литературе, – говорил Довлатов, вспоминая Карамазовых, – неудавшиеся отрицательные герои.
Но если диалектика добра и зла у нас стала великой литературой, то в Англии – детской и тоже великой.